Я покосилась на него. Он всё-всё знает, что ли?

— Да, Лиза. Я знаю и про истерики, и про депрессию, про таблетки, что ты не могла рисовать. Кстати, где длинные волосы? Почему они короткие? Ты чё, их отрезала?

Он протянул руку и перекинул мои локоны на плечо. Волосы действительно были короче, чем были во время наших отношений.

— Да. Отрезала. Тебе назло. Под самые уши обкорнала.

— Не делай больше так. Пусть растут. Они не виноваты.

Не знала даже, что сказать. Никто никогда меня не просил о таком. Как только заметил? Не настолько уж они и короткие всё же, за пять-то лет.

Он придвинулся ближе и обнял за шею, прижимая к себе. В нос ударил его запах, будто он пах резкими духами, которые пьянили мозги и лишали воли. Я не стала сопротивляться. Уткнулась в его плечо и вдыхала, вдыхала…

— Прости, малышка, — голос Кира дрожал, выдавая его сожаление и раскаяние. — Мне искренне жаль, что мы оба так ошиблись. Нам обоим пришлось пережить многое. Мне тоже было плохо, Лиз. Я плакал даже. В туалете училища.

Я отпрянула от него и заглянула в глаза. Не врёт, что ли? Кирилл умеет…плакать? Не то, чтобы это как-то недостойно, я не из тех, что считает стыдными эмоции. Раз слёзы нам даны на что-то, то почему одним можно плакать, а другим — нет? Просто это крайне удивительно.

— Что? — пожал он плечами на мой немой вопрос. — Ну не прям рыдал, конечно, как ты. Но глаза были мокрые, а на душе раны рваные.

Я покачала с досадой головой.

— Если бы ты знал, как отчаянно я тебе пыталась дозвониться. Но ты не оставил мне такой возможности, засунув меня везде в блок. Мне больно даже просто вспоминать об этом.

Меня опять начали разбирать рыдания, руки затряслись.

— Я тебе тоже хотел позвонить. Через неделю. Но теперь в блоке уже сидел я.

Подняла на него голову. Господи, как же всё сложилось против нас! Неужели такое возможно в жизни?

— Ну да. Я психанула дней через пять, и тоже везде позаблокировала тебя… Блин.

— А потом я опять разозлился и передумал звонить.

— Я тебе звонила с других номеров, но ты никогда не отвечал.

— Да, я был зол. А потом ты перестала звонить…

— Как же я тебя искала… — слёзы снова потекли сами собой. — Как искала! Но почему ты не приехал на каникулы домой? Мы могли бы поговорить ещё тогда. Я так тебя ждала. Так ждала! Не один месяц, и даже не один год.

— Я был уверен, что не нужен тебе. И не приехал я потому, что мне просто было больно тебя видеть. Я не знал, что ты так ждала. Просто не знал. Мне сегодня папа рассказал, как всё было…

Мои краны свинтило. У меня случилась истерика. Спустя столько лет опять, и опять из-за Кирилла… Я билась в его руках, кричала, даже кажется царапала его, словно взбешённая кошка.

Сколько времени мы потеряли из-за того, что просто не услышали друг друга, просто не поняли. Просто НЕ ЗНАЛИ. Одна фраза — и мир рухнул у обоих, словно карточный домик. Слова одни и те же, но мы поняли их каждый по своему. Возможно, если бы Кирилл сказал мне так же сейчас — я бы поняла его посыл так, как он его и закладывал. Сейчас же я поняла. А тогда нет. Тогда я услышала лишь слова об измене. И в шоке ответила и погорячилась. А назад вернуть уже ничего не смогла… Сколько случайностей, разрушивших наши с ним жизни.

Когда я успокоилась почти, и тихонько хлюпала носом, лёжа на его плече, он сказал:

— Я тогда скитался. Автостопом ездил в попытках забыться. Как бродяга. Все мои вещи и привычные занятия причиняли боль. Я не знал, куда себя деть. Ты проникла во все уголки моей жизни, вшилась в шкуру как чип. Куда бы я не пошёл, ты шла со мной. Покататься на байке — так и ты со мной каталась, и я вспоминал тебя, сидящей сзади и жмущейся к моей спине. Уйти в горы — и там ты была со мной. И так во всём. Постепенно меня стало отпускать, и я решил, что смогу и без тебя. Однако, судьба, видимо, решила за нас иначе, притащив меня сюда за шиворот. Хватит мучить друг друга. Скажи мне, ты можешь простить и начать всё сначала?

— Не знаю, Кирилл. Я не могу переварить пока всё это.

— Ты любишь меня, Гуффи?

— Да. Люблю.

Он снова притянул меня к себе.

— И я тебя люблю, малявка. Как же я тебя люблю… А значит, мы всё с тобой простим друг другу и преодолеем. Я дам тебе время. До завтра.

— А что будет завтра?

— Узнаешь.

70

Кирилл.

Время для разговоров закончилось.

Подхватил её под ягодицы и усадил на колени лицом к себе. Обхватил скулы, которые мне снились столько ночей и поцеловал любимые губы. Накатила дикая страсть. Того, что было вчера мне крайне мало, лишь раздразнился. Но нежности сегодня хотелось больше. Хотелось искупить вчерашнюю боль, что нанёс ей. Понимал всё прекрасно, и всё равно был груб. Как только Лиза меня прощает за всё это?

Целовал её, кажется, целую вечность, попутно снимая с неё блузку, оторвав на ней пуговицы, как однажды в машине на горе влюблённых. Потом скинул и бельё, оголив грудь, которую тут же начал целовать и ласкать, намеренно растягивая удовольствие, намеренно нежно.

И это тело принадлежало другому? Нет, я не должен об этом думать! Не должен ревновать к прошлому. Я сам её на это толкнул. Это моя вина. И я должен простить. Надо же было ей как-то дальше жить. Сам ведь тоже не жил монахом. Я пришел вовремя и не дал ей совершить ошибку. Теперь она только моя, и навсегда останется только так. Но всё равно от рвущих душу эмоций и ревности начал её даже кусать и опять грубо хватать, на что девушка всхлипывала, не понимая, что на меня вдруг нашло.

Вместо возмущения, Лиза ответила мне так же страстно, так же отдавала мне всю себя, как в самые лучшие периоды наших отношений ещё в школе. Прижималась ко мне доверчиво, хватала мой язык своим сама, расстёгивая мои джинсы.

И меня понесло. Всё как в тумане кайфа. Не помню, как стянул с неё джинсы, потом с себя, и вот она уже сидит на моих коленях, а я беру её, насаживая на себя как можно глубже. Нет ничего: нет боли, нет этих лет, нет мук ревности, только это бешеное удовольствие и эйфория. Мне совершенно неважно, какая поза, как долго — лишь бы с ней. Лишь бы пить эти эмоции, её запах кожи, волос, которые всегда сводили меня с ума.

***

Лиза.

Стоило ему меня поцеловать, как меня вновь накрыло полное сумасшествие, как и вчера. Мне плевать, что будет потом, мне плевать, что до конца я так и не отпустила ситуацию и не простила, я просто хотела быть с ним здесь и сейчас.

Прижималась к нему, закрыв глаза и дрожа от предвкушения. Мне, особенно, сравнить было не с кем, но я точно знаю, что таких эмоций, какие я испытываю во время секса с Кириллом, я больше ни от кого не получу. Потому что этот секс — секс с любимым, ставшим единственным таким желанным в моей жизни. Неважно, сколько прошло лет. Лучшего я ничего никогда не испытывала.

Стягивала нетерпеливо свою одежду, его джинсы, я хотела скорее ощутить его снова в себе, опять почувствовать это полузабытое ощущение, что мы — единое.

И он дал мне то, что я хотела, усадив на себя сверху и двигаясь во мне. В снах мне было хорошо, но на живую намного лучше, я уже и не мечтала, что когда-нибудь этот теперь уже мужчина снова станет моим…

Сознание заволокло сладким дурманом. Только эти толчки. Только его дыхание и стоны мне в шею. Только его пальцы, сжимающие до боли мои волосы у корней. Только эти губы на моей коже. Мне больше ничего не надо. Я больше ничего не прошу для себя, Господи. Только не забирай. Не забирай его больше…

Кирилл дошёл до точки и выдернул меня из забытья. Опрокинул на кровать и навалился сверху, продолжая движения. Он увидел мои слёзы и остановился, тяжело дыша:

— Лиз, чё плачешь? Больно, что ли?

— От счастья и кайфа.

— Серьёзно?

— Да. Заткнись и продолжай! — настойчиво прижала его ягодицы ближе к себе, заставляя войти в меня глубже.

— Ну всё, Гуффи. Ты напросилась!

Его движения и ласки резко изменились и стали ещё более грубыми, удовольствие плескалось на грани с болью, не заплывая за буйки лишь чуть. Вместо стонов из меня рвались почти крики, которые выбивались из груди сами собой, выражая то, что творилось внутри меня. Вцепилась в него изо всех сил, пока он продолжал глубокие толчки, лишая меня способности думать и оставляя лишь чувства и эмоции…