Тот внимательно окинул меня взглядом открытых синих глаз:

— Хорошо. Я позже загляну к тебе.

— Ага, — промямлила я уже по дороге в комнату.

Мне хотелось уйти, спрятаться, никого не видеть. Особенно, Его. Что у меня за дебильная реакция просто на то, что Кирилл в принципе приедет? Чего я боюсь? Я ведь забыла его, смогла жить дальше. Тогда чего так трясёт? Неужели я просто обмануть сама себя пыталась все эти годы?

Просто всё, что происходило в этом доме почти шесть лет назад, навсегда врезалось болью в память, а на сердце оставило глубокие рваные раны. Он слишком много значил для меня. Мне просто неприятно вспоминать. Ну ничего, четыре дня не так уж много, чтобы потерпеть присутствие здесь моего сводного брата. Надо же, какое совпадение, что именно сейчас он тоже решил вернуться домой!

Сразу после свадьбы мы с мужем уедем в путешествие и вряд ли когда-то ещё свидимся с тем, кто подарил мне крылья, а потом с разбегу толкнул в пропасть. Не могла я его НЕ забыть. Невозможно любить того, кто убил тебя и породил к себе лишь ненависть, переросшую в презрение.

Всего четыре дня. Я смогу.

60

Лиза.

Я не видела Кирилла ни разу с момента нашей последней зимы в этом доме. Ничего о нём не знаю. После болезненного разрыва парень не приезжал в этот дом. Останавливался у бабушки, и Павел виделся с ним там, прекрасно понимая ситуацию, что Кир избегал встреч со мной, той, которая любила его как ошалелая ещё долго и искала контакта. Но он не дал мне ни единой возможности с ним поговорить. Если Кирилл что решил — это железобетонно. Родители даже просили его поговорить со мной, но он наотрез отказывался. Даже если бы я поехала к ним в часть, он бы просто не вышел.

Летом, после расставания, я всё равно ждала его домой ещё долго. Ведь на летние каникулы Кир должен был вернуться. Когда все сроки вышли, а парень так и не приехал, я спросила Павла:

— А Кирилл когда приедет, не знаете?

— О… — замялся он. — Прости, никак не мог тебе сказать сам. Кирилл… не приедет домой. Он сказал, что не хочет… Не хочет тебя видеть. Извини. Сын уже был в городе у бабушки, я у неё с ним встречался. Кирилл пробыл там пару дней и уехал. Куда — не знаю, не сказал. Потом в Питер сразу.

В тот день у меня опять случилась жуткая истерика, не хуже той, что была сразу после разрыва. Во мне ещё жила надежда, что Кирилл приедет и мы поговорим. Но он не приехал. Ни в этом году, ни в следующем… А потом я перестала ждать. Любить не перестала, а ждать прекратила. Это было бесполезно.

Я билась как со стеной, упиваясь одна своими страданиями.

Невольно погрузилась в воспоминания.

После расставания родители не могли вытащить меня из депрессии. Я не ходила на учёбу, все дни лежала, глядя в стену. Молчала или плакала. Даже рисовать бросила. Не могла и всё. Мама с Павлом нашли какого-то психотерапевта и отправили меня к нему.

Помню свой первый сеанс. Он прошёл почти в полной тишине. Я лежала на кушетке в кабинете этой приятной женщины и почти на все молчала или отвечала односложно.

— Лиза, я хочу тебе помочь.

— Мне никто не поможет.

— Ты недооцениваешь силу психотерапии. Давай просто попробуем. Тебе больно. Я могу помочь. Я — твой друг.

— Отстаньте все от меня.

Наверное, ей было со мной очень непросто, потому что довольно много занятий прошло в подобном ключе. Но потом она всё таки нашла ко мне подход, и с последнего сеанса спустя три месяца я выходила уже почти обычная, такая какая я была раньше. Только глаза уже больше не светились так ярко.

После сеансов психолога и курса довольно серьёзных антидепрессантов, я вернулась к нормальной жизни. Снова взяла в руки кисть. А ещё отрезала свои роскошные волосы.

Снова картинка.

Мне двадцать. Стою у зеркала с распущенными волосами, чешу их щёткой. Вспомнила, как ОН восхищался ими, как постоянно трогал их и вдыхал запах. Вспышка ярости. Схватила ножницы, собрала волосы в хвост и отрезала его под самые уши, бросив на пол то, что было роскошными локонами.

Ему назло. Он так их любил. Впрочем, он вряд ли знал об этом, но мне стало легче. Так я попрощалась с ним навсегда. Смирилась, что Кирилл не вернётся. Выкинула почти все вещи, что напоминали о нём.

Осталась лишь собака Гуффи, которую я оставила на диване в своей комнате, и к которой потянулись руки сами собой, как только я закрыла дверь. Я не поднималась давно в эту комнату. Мне было тяжело. Когда приезжала к родителям, мы проводили время только внизу.

Пальцы чувствовали мягкую приятную ткань. Старая, потрёпанная временем игрушка. Кажется, она всё ещё хранит наш запах и нашу историю.

Вспомнила, как я получила её. Это был Новый год.

— Гуффи? — помотала я собакой из мультика в мягком варианте.

— Ага, — засмеялся этот засранец. — Можно сказать, что этот собакен стала нашим купидоном.

— Где ты её только нашел?

— Лиза, у нас проведён интернет в доме, а в гугле я не забанен. Нашёл.

— Спасибо, — поцеловала его в щеку. — Классная!

Тогда я была безмерно счастлива, и ещё не знала, как безжалостно он растопчет моё сердце, как изуродует душу. По щекам покатились горячие слёзы.

Ну вот, я же запретила себе думать о нём, думать обо всём, что было, потому что любые мысли о Кирилле ещё долго заканчивались слезами до икоты — плохие воспоминания вновь вызвали старую боль, а хорошие — тем более.

У себя дома получалось не думать об этом. Но когда оказалась снова в этом коттедже, где всё начиналось и где всё закончилось, поняла, что уже через несколько часов я увижу его, нашла эту собаку, раны как будто вскрылись и кровь засочилась по новой. Всё в этом доме напоминает о нём невольно. Здесь просто нет места, в котором не жила бы наша страсть и любовь в те дни, когда мы ещё были вместе.

Я должна успокоиться. Взять себя в руки. Я не могу до сих пор любить его, но впала в настоящую панику от одной мысли, что он просто приедет сюда, я снова увижу так близко эти серые глаза, упрямые губы…

Он уже не тот мальчишка, которого я знала. Кириллу почти двадцать пять, он — взрослый мужчина. Наверное, ещё более огромный, чем был раньше. Ещё более циничный и злой. Таких людей время делает куда более жёсткими. Я должна помнить об этом и не должна плакать о нём.

Но плачу.

Да, я любила его. Я готова была побежать за ним хоть по битому стеклу, как вдруг он сам всё оборвал. Наверное, то, что я до конца не поняла, почему он так поступил со мной, причиняло боли больше всего, а в душе поселилось поганое чувство недосказанности. Отношения не были закончены, поэтому я так долго ещё переживала. Да и потом нет-нет да ёкало в сердце, стоило услышать о нём от знакомых или Павла. Никогда бы не подумала, что так долго можно болеть любовью в одни ворота, не иметь возможности освободиться.

Заставил меня парить в небесах, а потом позволил больно упасть и разбиться об асфальт.

Депрессия давно отступила, но сердце моё продолжало принадлежать не мне, и впустить в него кого-то другого я очень долго просто не могла. Мне все были противны.

Потом появился Илья. Мы знакомы уже больше года. Теперь я с ним. А Кирилл навсегда останется мой тайной болью, о которой никто не узнает.

Кому какая разница? Ланской приедет и уедет, ему не место в моей жизни. Мне нужно строить свою жизнь дальше. Я итак слишком долго им болела. Наверняка, Кирилл даже и не посмотрит в мою сторону, как тогда, в одиннадцатом классе. Ведь он сам бросил меня. Я — Гуффи, малявка и Чучело. Я не стою внимания сей прекрасной персоны. Лучше бы он в самом деле испытывал тогда ко мне лишь презрение.

Так, хватит.

Смахнула солёную воду с лица. Это так, просто лирическое отступление. Не хватало ещё, чтобы Илья застал меня в слезах. Как я ему объяснять буду, почему плачу? И Гуффи эту надо убрать с глаз долой, чтобы не напоминала лишний раз.