— Хватит играть уже моими чувствами и манипулировать. Оставь меня в покое!

Лиза пошла к двери. Я схватил её в объятия, не давая уйти:

— Я не играю!

— Пусти!! — она вырывалась, как безумная, продолжая заливаться слезами.

— Да подожди ты! — повысил я голос, чтобы она хоть на минуту перестала орать и драться. — Ну что мне теперь сделать, чтобы ты поверила? Слов тебе недостаточно. На колени встать перед тобой? Или с моста прыгнуть? Теперь ты хочешь меня унижать?

— Отстань!!!

Не выдержал и применил снова силу. Если она уйдет сейчас, в таком состоянии — я потеряю её окончательно. Да, я нарушил своё обещание, которое дал ей пять минут назад, но я не думал, когда обещал не держать её силой, что она просто не поверит в мои слова о любви…

Подхватил её на руки и понёс к дивану. Сел и усадил Лизу к себе на колени, обняв. Какое-то время она бесилась, орала, била меня, а потом устала и запыхалась. Истерика постепенно сошла на нет. Гуффи обессиленно замолчала и обмякла на мне. Как же с ней всё непросто…

— Ненавижу тебя, — прохлюпала она носом.

— Нет, ты меня любишь.

— Козёл, — снова заплакала она.

— Да, но ты любишь этого козла. А козёл любит свою Гуффи. Хватит уже. Ну зачем ты убегаешь? Это ведь не решит проблему.

— Да, лучше зажать меня своими лапами, чтобы я не могла уйти. И говорить, всё, что хочется, — сквозь слёзы кидала она мне в лицо обидные слова.

— Да, я применяю к тебе силу. Опять. Но у меня нет другого варианта донести тебе свои чувства. Ты такая упёртая. А я вот такой: грубый, хам и козёл. Но я люблю, как умею. И ты меня любишь. Не отталкивай, нам плохо друг без друга. Ты сама это знаешь. Просто попробуй довериться мне.

Развернул к себе её лицо и принялся целовать солёные губы, будто в последний раз. Она какое-то время пихалась, потом ответила на мою ласку. Эти ощущения всегда растворяют меня в ней. Я не понимаю, сколько сейчас времени, где мои руки — где-то на ней и ладно, какой сейчас вообще год — мне просто хорошо, уютно и тепло.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я, наконец, отпустил её губы.

— Ты не простишь меня? — спросил с волнением хриплым голосом.

— Не знаю…

— Осталось только одно желание у грёбаного Алладина — быть с тобой. Ты выполнишь его, Джинни?

— Я не знаю, Кирилл! — снова в её голосе послышались истеричные нотки. — Не заставляй меня отвечать сейчас.

— Хорошо. Ты чего хочешь сейчас?

— Уйти. Побыть одна.

Я молча кивнул. Ей нужно всё обдумать и переварить. Отпустил её, снял со своих колен. Она встала на дрожащие ноги и молча побрела к двери. Когда она уже взялась за ручку двери, окликнул её:

— Гуффи.

Обернулась через плечо в профиль.

— Я тебя буду ждать. Приходи, пожалуйста. Не отталкивай. Мне без тебя хреново.

Её глаза расширились от столь откровенных слов, а лицо вытянулось. Она несколько раз сморгнула и неловкими пальцами открыла дверь. Ушла.

Пусть я сейчас слаб в своих словах. Я борюсь за свою Гуффи. Сделал, всё что мог.

Выбор за ней.

Сдавайся же, Малявка…

37

Лиза.

Я не могу облачить в слова всё то, что творится в моей душе. Откровения Кирилла вызвали полный душевный дисбаланс, и как сейчас модно говорить, даже когнитивный диссонанс!

Я ему не хочу верить, но отклик в моей душе он нашёл. Что бы ни делал этот парень, он всегда находит место для себя в моём сердце. Сколько гадостей бы он ни творил — прочитал мой блокнот ли, залез ли в ноутбук — он всё равно не оставляет меня равнодушной.

Если хорошо подумать над его словами и сопоставить факты, то картинка складывается в его пользу. Или я просто сама хочу невольно оправдать его, потому что влюблена. Глупо с этим спорить, с самого нашего знакомства Кирилл не выходит у меня из мыслей.

Он ведь делал не только плохие поступки…

Защищал меня от Медновой, делал продуманные подарки на день рождения — не просто купил что-то и вручил. Он выбирал подарок, сделал его из нескольких компонентов, подгадал время что и когда подарить…

А его ревность к Краснову действительно наводила меня на мысль, что я могу ему нравится, неоднократно, но я не хотела слушать себя, своё сердце.

Я боялась стать игрушкой Кирилла. Всегда считала, что такие парни вовсе не для меня. Я же просто Лиза, ничего во мне нет необычного. А Кирилл Ланской — мечта любой девушки: спортсмен, умница, сильный духом парень, а ещё красивый… Очень красивый, откуда такие только берутся — ходячая беда какая-то. Посмотрела на Ланского-младшего в кафе и пропала. Ну и куда мне-то до него?!

Если бы я только знала, что будет происходить с нами после этого самого кафе! И представить себе не могла, что Кирилл будет признаваться мне в любви и просить не отталкивать его…

Света тоже не один раз говорила мне, что видит со стороны Кирилла не просто игру и жесткость, а такую форму любви… Может, я еще слишком маленькая, чтобы понимать, что любовь бывает разная? Не такая, какую я себе придумала. И если человек любит не так, как мне это видится, значит ли, что это вовсе не любовь?

Любовь бывает такая… злая, больная?

Да, он не говорил мне громких слов до сегодняшнего дня. Но в его поступках проявлялось нечто благородное, и я это чувствовала, здесь нет смысла отрицать. Конечно, не в те моменты когда заставлял меня кроссы чистить… Тогда Ланской, похоже, откровенно меня троллил!

Когда Краснов бросил меня в лесу, а Кирилл выручил, и потом набил ему морду — это ли не поступки, вызванные любовью?

Слова — просто буквы. Набор звуков. Прямая фраза «Я люблю тебя», сказанная глаза в глаза, может на самом деле ничего не значить. Можно ведь и соврать. А поступки не врут.

И даже сказать «люблю» можно по-разному. «Одень шапку, дура, куда пошла? Там мороз!» — это и есть «Я тебя люблю, и переживаю, чтобы ты не заболела, я желаю тебе добра». Только мы не слышим, не понимаем заботы между строк.

А как он потом трогательно ухаживал за мной в первые дни болезни?

Похоже, Кирилл не врёт, когда говорит о любви.

Но почему так? Что же это за любовь? Не понимаю. Как ни странно, мне очень хочется ответить ему и открыться, но у меня нет доверия к этому человеку!

Как мы будем вместе, если я так и буду ждать от него подлянок? Но и отказаться от него я уже не смогу…

Он всё же надломил меня. Сдаюсь…

***

Кирилл.

Ходил туда-сюда по комнате, места себе не находил. Отец уже приходил и спрашивал, почему ни я, ни Лиза не спускаемся ужинать. А нам обоим, видимо, не до еды и кусок в горло не лезет.

Не добившись от меня внятного ответа, папа ушёл, довольно грустный. У него до сих пор на душе осадок от нашего разговора. У меня тоже, впрочем. Говорить с ним о Лизе мне тяжело. Ведь я предаю его. Обманываю умышленно. Если он действительно даст мне в морду за это, когда вскроется, что я так и не справился со своей запретной страстью, а это обязательно вскроется — ведь тайное рано или поздно всегда становится явным — я пойму его и стерплю.

Я сам не знаю, что эта странная любовь сделала со мной — я рассорился с отцом, стал врагами с лучшим другом, задолбал девчонку то придирками, то всплеском страсти. Представляю, какой дебил я был в её глазах — то гнал на неё, то троллил, то вдруг тянул к себе и начинал целовать. Я сам себя будто потерял в этой горькой любви.

Не мог простить себе, что полюбил её в самом деле. Она такая мне странная казалась, неформатная даже. Это потом я понял, что она замечательная, не такая, как другие. Лиза — умная, добрая девчонка, и нереально милая. Смешная. Маленькая, хрупкая принцесса. Я привык общаться с девушками с более выдающимися формами, больше похожими на моделек. И тут в мою жизнь врывается миниатюрная девчонка-полуребёнок с косичкой и в платье с Гуффи — детское личико, пухлые губки бантиком, упругая, хотя и небольшая попа, красивая, аккуратная грудь, довольно неплохая для её роста. Она вся такая возвышенная, рисует, любит часами слушать музыку и гулять одна, а я… секса хочу. С Лизой. Такого, чтоб в глазах темнело у неё. Вот такой вот гад.